Дайте людям рому
Захват запланирован на вечер. Вечер на этой планете длится лет эдак восемь, по земным меркам. Так что когда конкретно операция начаться должна – не знает никто. На этом эффект неожиданности весь и построен.
Зеленоспинные плюфсы – создания совершенно не воинственные. Шипы на хвостах у них так, для красоты. Мода такая.
Бой дать они толком-то и не смогут. Так что планету их захватить – все равно, что конфету у ребенка отжать. Даже проще: ребенок крик поднять может, взрослых позвать, которые грабителю пробуждающих совесть лещей надают. А плюфсам даже пожаловаться некому. Так, похныкать, растечься лужицей желтой слизи и спрятаться под ближайшими камнями.
Но пираты – парни ответственные.
- Я вижу, ты счастливый шибко? Здесь так не принято, пацан, - рычит старый матрос, одергивает окрыленного грядущим первым боем юнгу. – Ты давай-ка глазами не шлепай, саблю точи.
- Да чего точить-то? Все уже наточено!
Парнишка весь светится. Да и выглядит так, будто только из академии на борт попал. Может так оно и есть, только никого здесь это не волнует.
- Заряжай пушки!
Подлететь поближе, обстрелять королевский дворец, а потом высадиться и перерезать все желейные глотки, которые только посмеют что-то вякнуть против – таков план. Капитан им чрезвычайно гордится. Желторотый юнга смотрит на него с щенячьей преданностью. Остальные – с пиратской.
- Кэп, это вы, получается, как бы королем станете?
Юнга утирает нос рукавом. Капитан на него смотрит высокомерно-пренебрежительно.
- Со своею судьбой в рулетку поиграть на большой войне – это мое. Кораблем и командой управлять – тоже. А королями быть – для простофиль-аристократов. Я похож на простофилю-аристократа?
- Нет, сэр!
Мальчишка, поняв, что ляпнул не то, пятится к пушкам. Но его не удостаивают даже подзатыльника. Одноглазый слишком занят капитанскими делами, чтобы тут с ним цацкаться.
Возле груды ядер юнга натыкается на пожилого матроса. Пока остальные оживленно готовятся к схватке, обещающей стать короткой, но кровавой, этот человек стоит в стороне. Лениво натирает мушкет. Тот и так уже блестит. Но, видимо, цель не в этом. Цель в том, чтобы не заниматься чем-то другим. Возраст, наверное.
- А вы, сэр? Вы разве не рады? Настоящее сражение!
Он спрашивает из вежливости скорее. Этот мужчина совсем не такой внушительный, как капитан. Не излучает, как он, власть и могущество, силу и мощь. Просто старый моряк, держащийся за свой мушкет, как за спасительную соломинку.
Матрос поднимает на него взгляд. Чешет дулом подбородок. От такого нарушения техники безопасности у юнги глаза становятся размером с блюдца.
- Я на своем веку знаешь сколько таких сражений повидал? Мы с братом сюда такими же мальчишками, как ты, попали. И что дальше? Где-то лет в двадцать стали стареть, сменили кастеты на пистолет. Он погиб при абордаже в первый же год. У меня боевых ранений – не счесть. Пенсия – пуля в висок. Чему радоваться-то?
Мальчишка хлопает ртом, глазами. Не знает что ответить. Матрос смотрит на него, усмехается криво и возвращается к своему мушкету.
Космические путешествия юноше пока кажутся окутанными романтикой. Так же, как предыдущие поколения манило море. Только нет никакой романтики в крови из перерезанных глоток и кишках, намотанных на фальшборт. Но не объяснишь ведь, зеленый еще совсем пацан.
Юнга, наконец, собирается с мыслями. Но видно, что далось ему это с большим трудом.
- Если вам на корабле тяжко – зачем же вы пришли сюда?
- Да за тем же, зачем и ты. Тогда корабли еще по морю ходили. Увлекся я этим. Мечтал капитаном стать, как авторитет завоюю. Сейчас-то понимаю, что трудно мне жить слугой, а хозяином мне не быть. Но когда кровь молодая, горячая – ты весь мир на абордаж взять готов. Верно я говорю?
Старик посмеивается. Юнец неуверенно кивает. Сам не знает зачем. Он-то в капитаны не метит, конечно. Почти. Если только самую чуточку.
Матрос, видя его смятение, продолжает:
- Я тебя не сужу, конечно. Помню, каково это, когда в жилах огонь кипит, сабля поет, а на клыках свежей кровью пахнет вода. Но недолгое это удовольствие. Для кого как, конечно. Одноглазый, вон, до сих пор упивается. А, как по мне, нормальный человек таким упиваться не может.
Юнга захлебывается возмущением. Судить при нем капитана – все равно, что бога.
Губами шлепает, словно рыба на суше, силится что-то сказать, но старик зарождающуюся прочувственную речь обрубает.
- Да видел я, видел, как ты Одноглазому в пасть заглядываешь. Даже почему знаю. Он отчаянный. Он мешает в артериях колу и ром. Он пахнет порохом и кровью. Чем не пример для подражания? Ему и самому это по душе. Быть плохим примером гораздо веселее, чем мной, например.
Мальчишка выглядит смешно в своем страшном гневе. Хмурит брови, дует губы. Точно ребенок. Разве что ногами не топает.
- Ну так и проваливал бы к черту! – взрывается он, и действительно, вот потеха, ногой притопывает. – Ничего ему тут не нравится!
- Если выписать мне вид на жительство в ад – к вам же черти сбегутся с болезненным лаем. И в слезах и соплях будут вас умолять: «Заберите его! Мы с ним жить не желаем!». Пожалел бы не рогатых, так себя и капитана своего, - старикан посмеивается, щурится добродушно. – А вообще, мне не только тут не нравится. Трепетать перед королем, на одной земле всю жизнь прожить, одну бабу годами щупать, молиться богу и просить богатства – все это вызывает только рвоту.
Юнга не слушает его уже. Вспыхивает праведным гневом, уносится куда подальше. Хоть бы и палубу драить перед вторжением. Дело бесполезное, но всяко приятнее, чем полоумного старикана слушать.
Опытные матросы ему в спину посмеиваются. К этому древнему чудиле они сами стараются не подходить лишний раз. Зачем его капитан тут держит – вообще большой секрет. Все равно толку от него как с козла молока.
Вторжение начинается через две недели, несмотря на заряженные пушки. Проходит гладко. Без сучка, без задоринки.
Даже сотня плюфсов одному пирату не противники. Дворец в руинах. Улицы усыпаны хвостатыми желеобразными телами. Синяя кровь рекой. Красной – ни капли.
Король убит. Дома разграблены. Горят города и деревушки. Корабль возвышается посреди всего этого хаоса, словно новый дворец нового короля, Одноглазого.
У юнги на зубах металл скрипит, так воздух им густ. Мальчишка режет глотку последнего ополченца, когда слышит надсадный, но счастливый голос. Голос старика. Того самого, полоумного. Голос из-под обломков какого-то хлипкого домишки, обрушенного взрывом.
- Слышь, Одноглазый! Харе лежачих пинать! Дайте людям рому! Я, кажись, на пенсию ухожу...
Новый взрыв отбрасывает юнгу раскаленной волной в сторону. Голос старика больше не слышно. Только капитан, сняв шляпу, стоит.
#Следуй_за_Штормом
